- Что происходит с нашими детьми?
- Что с происходит с нами?
- Что происходит с нашими родителями?
- С какими трудностями сталкивается семья?
- Как семья компенсирует горе, потерю и неопределенность будущего?
- Какая помощь нужна семейной системе?
- Что следует сохранить в семье, а что оставить в прошлом?

Реальность семьи – это порядок ее организации, ее функции, правила жизни и объяснения причин и феноменов, которые происходят в семье.

Реальность семьи складывается из действительных и мнимых «величин» ее истории. К мнимым «величинам» может быть отнесен семейный роман (т.е. способы «прочтения» и интерпретации происходящего в семье), а к категориям действительности – семейная история (как все было на самом деле).

Семья как системный феномен не является изолированным, замкнутым в себе явлением. Она вплетена в различные отношения и окружена множественными связями. Кроме того, любая семья возникает на фоне уже существующего родового опыта, сформированного рядом предшествующих поколений.

Каждый индивид, составляя часть семьи, является хранителем всей или части семейной памяти посредством того, что он увидел, услышал, пережил, и того, что ему было передано через предметы, свидетельства или рассказы. Его собственная идентичность получает подпитку от этой памяти.

Все что произошло с человеком и его семьей оставляет свои следы. Эти следы запечатлеваются в душе человека и в душе семьи/рода. Это именно та родовая/семейная память, состоящая из множества нитей и переплетений, за которые хватается ребенок, чтобы «прясть собственную жизнь». С онтологической точки зрения жизнь каждого нового человека строится на истории жизни тех, кто жил до него, на жизни живших прежде, т.е. его предков.

Осознавая эту фундаментальную онтологическую основу, можно понять тот факт, что каждый из нас оказывается в тесной связи с предками и их фигурами, присутствующими в поле семейной бессознательной памяти.

Унаследованное человеком от его предков действует через сферы совместного семейного бессознательного, определяя экзистенциальные ориентиры жизни, склонности, выборы и смыслы. Наследование касается всех областей существования – генетического, аффективного, символического, экономического и социального.

Наша собственная жизнь, в ходе разворачивания судьбы, формирует основание для будущих поколений; это тот фундамент, на который смогут опереться приходящие в жизнь после нас. В свете этого, важно понимать и помнить, что мы закладываем в себя как в основание и что мы будем способны передать дальше. Поскольку в том случае если в нас будет «пусто», если нам не удастся накопить полезный для будущих поколений опыт, может не оказаться того, кто смог бы от нас что-то получить в последующих генерациях.

Передача прерывается отсутствием содержания, которое может быть транслировано потомкам, или если содержание носит такой деструктивный характер, что система прерывает его трансляцию и перестает себя воспроизводить в новых поколениях людей.

Механизмом наследования выступает процесс передачи/трансляции, который следует рассматривать как тотальный и неизбежный феномен. Усвоение/принятие семейных межпоколенных трансляций является существенным формирующим началом индивида, актуализируемым в момент рождения.
Этот процесс осуществляется в соответствие с закономерностями реализации системной логики при полном неведении со стороны ребенка той судьбоносной системы отношений, в которую он приходит с рождением.

Система отношений, в которую рождается ребенок, это то, что человек связывает с понятием судьбы. В нашем представлении судьба – это сложившаяся система отношений, в которую рождается ребенок и которую он усваивает и использует для организации собственной жизни.

Полученное от старших или ушедших поколений знание аккумулируется в объемах индивидуальной памяти, в ее неосознаваемых зонах, и может быть реализовано позже, в будущем.

Осознание родовых закономерностей может прийти позже, тогда, когда личность будет способна принять и сознательно ассимилировать информацию из «резервуаров» семейной памяти. Возможность получения знания о собственном роде тесно связано с понятием судьбы, поскольку знание приходит только в момент реализации ее сценариев/программ.

Резервуаром транслируемой в мультигенерационной семейной системе информации является семейная память.

Семейная система подразумевает группу людей, связанных друг с другом общей судьбой. Такая группа включает в себя несколько поколений, члены которых могут быть бессознательно сплетены с судьбами других членов той же системы. Радиус действия какой-либо системы, широта ее охвата, распознается по радиусу действия судеб, приведших к аффективным переплетениям в этой системе.

К подобной группе принадлежат, как правило, следующие лица:

• ребенок, его родные и сводные братья и сестры, включая как умерших, так и мертворожденных;
• далее следуют родители ребенка, их родные и сводные братья и сестры, включая умерших и мертворожденных;
• родители родителей, иногда кто-нибудь из их братьев и сестер (родных и сводных);
• прадеды.

Системные переплетения судеб формируют подструктуры, которые могут быть обозначены как системные констелляции судеб. В такие констелляции входят все те, чей вклад в существование системы был значителен, или кто понес в данной системе значительный ущерб.

Это может касаться ситуаций, когда фигура семейной истории уступает свое место другим членам этой системы или имеет к ним отношение, в том числе и в тех случаях, когда речь не идет о кровном родстве – прежние отношения родителей, родитель сводных братьев и сестер. Также в констелляцию входят фигуры людей, жизненные утраты или вклады которых обернулись выгодой для кого-то из членов семьи (иногда это касается вопросов наследства).

Особое значение в принадлежности к системе и к организации дисфункциональных системных констелляций имеют те лица, с которыми обошлись несправедливо или благодаря которым кто-то получил какую-либо выгоду. Также следует указать и тех лиц, которые совершили значительные ошибки или нарушили течение чье-то судьбы или жизни.

Их ошибки звучат отголосками в судьбах тех, кто приходит в семью после них, и дети порой несут на себе груз ошибок своих родителей, и вынуждены расплачиваться за них событиями и трудностями собственной жизни. Вероятнее всего, что эта закономерность действует только в случае значительного ущерба и несправедливости.

В констелляциях семейных подсистем следует особое внимание уделять тем фигурам, чья судьба сопровождалась значительными трудностями, несправедливостями, утратами, кто был исключен из семейного контекста, изгнан, предан, отдан в чужие руки, забыт или обвинен.

Все это провоцирует генерализацию аффективных составляющих семейных связей, которые подкрепляют и «уплотняют» переплетения судеб.

Неосознаваемые, скрытые связи, лежащие в основе переплетения судеб, обладают своими временными параметрами. Считается, что глубина связей уменьшается, а их интенсивность ослабевает по мере установления новых отношений с разными партнерами. Новые отношения могут быть полноценны с точки зрения переживаемых чувств, но интенсивность связи между субъектами этих отношений будет слабее, чем в предыдущих.

Именно поэтому количество новых связей (каждые новые отношения) обратно пропорционально степени их интенсивности. В этом смысле количество не пропорционально качеству, и вероятнее всего нет никакого смысла «разбрасываться» чувствами, поскольку каждый новый вариант сопровождается внутренним истощением структурирующих отношения бессознательных источников, что обеспечивает снижение стабильности и продуктивности таких отношений, и легкость, с которой их участники готовы идти на разрыв.

Следует также подчеркнуть, что связь не означает любовь. Эту позицию следует понимать как в широком контексте, так и в более узком – в новых отношениях любовь может быть сильнее, но связь – слабее. В этом выражается системная закономерность отношений. И связь следует рассматривать с точки зрения скрытых аспектов привязанности.

Существует достаточно однозначно «читаемый» критерий интенсивности бессознательной связи – ее глубина узнается тем, насколько велико чувство вины, которое испытывает партнер, освобождающийся от отношений или разрывая их. В каждых последующих отношениях чувство вины ослабевает; человек, разрывая вторые отношения, испытывает меньшее чувство вины, чем при первом расставании.

Душа как бы замирает или в ней что-то истощается и ослабевает. Вероятно, это связано в том числе и с экзистенцией внутренней подлинности и полноты, ощущение которых утрачивается по мере нарастания искушенности в связях и отношениях.

«Дух мертвого» возвращается к живим, как своего рода напоминание и требует от них решения ситуации из прошлого и успокоения.

Преодоление действий призрака сопровождается выяснением ужасной семейной тайны, после чего совершается некое ритуальное действие, после которого «призрак» умершего предка обретает покой. С технической стороны данная схема описывает логически правильную последовательность снятия актуальности «призрака» и его возвращение из мира живых в системное бессознательное поле, его ассимиляцию и растворение.

Любой «призрак» должен быть «возвращен» из «мира живых» в «мир мертвых». Этот процесс осуществляется через разоблачение и прояснение тайны, посредством герменевтической процедуры толкования, символического выражения и терапевтического отыгрывания. Рассматриваемое явление требует особого подхода и внимательного отношения, поскольку данная тема описывает собой пограничный спектр феноменов, при некорректном обращении и вульгаризации которых существует опасность скатывания в область примитивной метафизики, бытового оккультизма и иррациональных страхов.

Американский психоаналитик Н. Абрахам, предложив понятие призрака, рассматривает его в качестве центрального объяснительного механизма бессознательных трансгенерационных передач.

Присутствие бессознательного фантома лежит в основе «возвращения мертвых» в мир живых. Если абстрагироваться от бытовых верований и страхов, существует своего рода бессознательный механизм оживления мертвых, точнее их образа в душе живых и в семейной памяти. Следует при этом помнить, что есть различие между системными закономерностями этого процесса и бытовыми опасениями.

Обыденное сознание приписывает фантомным фигурам некоторую (иногда значительную) степень автономности и произвольности в выборе действий, в связи с которой они, как кажется, могут возвращаться в мир живых, вмешиваясь в события жизни по собственной воле. В действительности ситуация складывается иначе, но эта инаковость не очевидна, что в свою очередь запускает работу страхов и связанных с ним фантазий.

«Мертвые» не имеют произвольной автономности для возвращения в мир живых, они не имеют собственной воли, но как автономные психические комплексы, обладают скрытыми интенциями (желаниями), создающими основание для их воспроизведения в системе семейных интеракций.

С другой стороны, если мы посмотрим на данные обстоятельства с позиции субъекта, носителя автономной воли, то очевидно, что именно он дает некое право, к тому, чтобы определенный бессознательный объем памяти был воспроизведен; иными словами, это не «мертвые» возвращаются, но живые пытаются заполнить пробелы в истории (белые пятна), связанные с судьбами и тайнами других.

Эти тайны проникают в самую сердцевину нашей души, поскольку наравне с ясно читаемыми аспектами генеалогической истории, принимают участие в формировании нашей идентичности — возникает проблема ее целостности и полноты. Чем больше тайн таит в себе история семьи, чем больше не проясненных моментов биографии, тем более идентичность лакунарна, и эти зияния будут настойчиво требовать своего заполнения в связи с невыносимостью для субъекта отсутствия структуры.

В том случае, если нет подлинной информации и исторических свидетельств, зияния заполняются фантазиями, страхами и домыслами. В сумме данные феномены объективируются как призрак и во внешнем мире, в сфере актуальной активности, проявляются в соответствии с механизмами случайных совпадений и синхронизаций, обретая в этом свою материализацию.

Следовательно, призрак является формой объективации/материализации фантазма. Субъект, сталкиваясь с явлением фантома, оказывается в поле действия элементов чужого бессознательного (своих родителей или фигур более старшего поколения).

Парадоксальным образом в фигуре призрака сталкиваются амбивалентные тенденции. С одной стороны, фактом своего присутствия он сигнализирует о потребности раскрытия тайны, прояснения ситуации и потребности в успокоении, с другой же — как продукт бессознательного функционирования, он стремится к тому, чтобы никогда не быть осознанным.

Как бессознательное явление, фантом способен быть транслируем из бессознательного родителей в бессознательное ребенка, который погружен в совместное поле взаимодействий и коммуникаций.

Данный процесс может напоминать вытеснение, как оно известно из теории психоанализа. Однако психическая динамика фантомной фигуры следует отличать от функций вытеснения. Вытеснение представляет собой механизм функционирования собственной психики, бессознательно инициируемый самим субъектом; объектами вытеснения оказываются опасные или чуждые компоненты психики.

В случае актуализации фантома, ситуация обстоит несколько иначе: фантом оформляется внедрением инородного смысла, который часто не может быть подвергнут рефлексивной оценке даже потенциально с какой-то степенью вероятности, поскольку касается чужой судьбы и чужой истории, к которой субъект оказывается причастен относительно и косвенно, как принадлежащая семейному контексту часть.

Инородный смысл внедряется (инкорпорируется) в психический аппарат субъекта, как нечто, как интенция, пришедшая извне. Основным содержанием для субъекта такого смыслового наполнения является его незнание и непонимание. Именно незнание оказывается основным движущим механизмом актуализации фантомной фигуры, которая вступает с субъектом в тесные зависимые отношения, оказывая влияние на его идентичность. Однако такая идентичность на фоне присутствия фантомной фигуры оказывается лакунарной, т.е. не полной, и лакуны заполняются аффектами. За лакунарной идентичностью стоят зоны неясности и белые пятна семейной истории.

«Создание» призрака непосредственно не касается бессознательного субъекта, а касается бессознательного другого человека, что приводит к двойному столкновению с непроговариваемым: с одной стороны, запрет снимать покров таинственности с того, что должно оставаться тайной, чтобы хранить «хорошую» память об умерших («О чем невозможно сказать, о том следует молчать», как в свое время выразился Людвиг Витгенштейн); с другой стороны, невозможность выразить словами нечто, что субъект не испытал сам, о чем он не может вспомнить, потому что он этого не прожил, и память чего не была передана с помощью слов.

Реализуя подобный сценарий, субъект почти не может воздействовать на призрак, который его преследует. Он может чувствовать эту «беспокоящую странность» в себе, но не в состоянии ни понять, ни выразить то, что он чувствует. Активность призрака является источником бесконечных повторений, что препятствует возможности рационального осмысления.

Для ребенка эта ситуация усиливается еще и фактом его отношений к идеализированным парентальным фигурам (отец и мать). Он готов молчать и бессознательно уходить от правды для того, чтобы в собственных глазах не разрушились его родительские фигуры, на основе которые выстраивается структура его идентичности.

Проговаривание и поиск правды ставит под вопрос собственную идентичность. Однако кризис ломки идентичности «открывает глаза» на истинные аспекты биографии и истории своей семьи. В этом смысле стоит помнить о том, что идентичность не является чем-то раз и навсегда данным — но это тот аспект субъектности, который находится в постоянных преобразованиях, развитии и уточнении.

Поэтому, любое молчание в семье не должно являться препятствием к постановке гипотез относительно фактов прошлого и его присутствия в настоящем в виде призрачных фигур, симптомов и закономерных случайностей. Связанные с призраком белые пятна требуют осознания и поиска информации — внутренней и внешней. Этот процесс может длиться годами, но только это позволяет заполнить внутренние пустоты, прерывая круг навязчивых повторений судьбы. В связи с этим, особо актуальным становится вопрос понимания механизма и логики формирования фантомных фигур, а также их идентификации.